— У вашего сына варикоцеле, — сказал хирург, ощупывая мою мошонку, — первой степени. В будущем возможно бесплодие. Желательно прооперировать.
Отец нахмурился и посмотрел на меня с некоторым сомнением.
— А можно ли обойтись без операции ? – спросил он.
— В принципе, да, однако, вы все же рискуете получить трудности в будущем.
— Боли не беспокоят, — уточнил хирург уже, наверное, раз пятый.
— Нет, ответил я.
— Ну, можем попробовать не оперировать, — вздохнул он, наконец, отпустив мои яички и позволив мне одеться.
— Рекомендую, — продолжил он после некоторой паузы, — не поднимать тяжести, заниматься физкультурой, укреплять мышцы брюшного пресса, носить тугие трусы…
Посещение врача пришлось как раз на тот возраст, когда меня уже начали терзать периоды упоительно-сладкого томления.
Могу также добавить, что мать до определенного возраста почему-то покупала мне только девчачьи трусики. И они почти всегда были мне немного маловаты, а иногда и откровенно малы. Тогда, когда с пацанами мы купались на ставках, я. конечно, одевал только белые трусики, избегая трусиков в нежный цветочек, что, впрочем, не спасало меня от легкого смущения. Однако в целом я относился к этому довольно-таки равнодушно. Никто из пацанов, казалось, не обращал на это внимания. Тогда я над этим особенно не задумывался. Могу, однако, сказать, что меня всегда жутко раздражали свисающие на заднице семейные трусы или просто огромные плавки. Мне было приятно, что на мне все и всегда сидело очень аккуратно, и трусики всегда создавали приятное давление на мое мужское достоинство. Плотно сжав ноги, я иногда играл, подтягивая трусики и выпячивая зад, отчего давление на мой орган усиливалось, и ощущения были еще более приятными. Оргазмов тогда я еще не испытывал. Иногда я осуждал себя за это занятие, а иногда предавался этому целыми днями, и особенно перед сном, плотно охватив одеяло ногами.
Услышав от врача «носить тугие трусы», мое сердце забилось чаще. Весь следующий день в школе я не мог усидеть спокойно, представляя, насколько может быть приятно одеть беленькие тугие трусики, которые остались у меня с позапрошлого года, но продолжали лежать в моем шкафу за бельем, которое я носил сейчас.
После школы несусь домой как угорелый. До прихода родителей есть несколько часов, и я успею многое попробовать. От предчувствия чего-то нового, неизвестного и приятного внутри все замирает. Дома я распахиваю свой шкаф. На полке, где хранится мое белье, спереди лежат трусы, майки, футболки, которые я ношу сейчас. А дальше – трусики и маечки, которые я носил 2, 3, 5 лет назад. Я взял первые попавшиеся. Это были белые трусики, совсем маленькие на меня. От предчувствия приятного сердце буквально выскакивало из груди. Я разделся, и, взяв трусики, побежал к зеркалу. Свободно трусики дошли только до колен. Дальше мне пришлось их плавно натягивать, играя бедрами, от чего я еще больше возбудился. Я подтягивал их выше и выше. Ягодицы упорно не хотели помещаться в них. Очень аккуратно я подтянул их еще, с трудом уместив в свои мужские прелести.
Трусики сильно жали. Я посмотрел на себя в зеркало, и моя рука с дрожью удовлетворения погладила ягодицы и то, что спереди. Как красиво ! Нежная белая ткань плотно обтягивала и сильно давила на эрогенную зону у корня члена. Я подтянул трусики, и давление усилилось. Моя мужская попка в тесных беленьких детских да еще и девчачьих трусиках явно была похожа на женскую. Я крутился перед зеркалом и осматривал себя со всех сторон. В тесных трусиках я выглядел очень привлекательно. И ощущение давления от ношения тесного белья было очень приятным.
Перебирая вещи в шкафу, я все трусики, какие только нашел, отделил от остальной старой одежды. Под руки мне попалась моя старая детская пижама, которую я в последний раз одевал во втором или третьем классе. Кофточку я отложил в сторону, а вот штанишки решил примерить. На вид штанишки были очень маленькими. Нежная белая эластичная ткань в разноцветную точечку, тугая резинка. Сердце забилось от волнения, и от сомнений в том, смогу ли я натянуть их на себя. С трудом сняв трусики (все это время я был в них), я начал примерять штанишки. К моему удивлению, ткань оказалась очень эластичной. Дойдя чуть выше колен, тянуть за резинку было уже нельзя, так как сопротивление стало слишком сильным. Дальше – на бедра, — мне пришлось их одевать, собирая ткать так, как это делают девчонки, натягивая на свои ножки колготки. Наконец резинка с трудом прошла бедра, растянувшись в самом широком месте почти до предела, и тут я испытал что-то особенное. Я думаю, именно это ощущение определило во многом мое дальнейшее сексуальное развитие. В отличие от трусиков, которые были сшиты из двух основных частей, — передней и задней, — пижамные штаники были сшиты из четырех, причем и спереди, и сзади был крепкий и практически не растягивающийся шов. Шов проник между ягодиц и сильно давил на анальную область. Спереди же он буквально разделял меня надвое. Давление было очень сильным и жгуче приятным. Возбуждение было шокирующим, отчего у меня рефлекторно сжались бедра. Неожиданными для самого себя движениями, не размыкая колен, я подошел к зеркалу, и повернулся к нему задом. От колен и до пояса меня очень плотно обтягивала белая ткань с нежным рисунком. На ягодицах штаники сидели, как вторая кожа, не образуя ни одной складки. Мои руки снова и снова находили те места, где давление было наиболее сильным, бедра сжимались с невероятной силой, и вдруг что-то словно разорвалось у меня внутри. От приятной истомы я застонал, колени подогнулись, и уже на полу мое тело впервые извивалось в конвульсиях наслаждения, не в силах ни остановиться, ни даже понять, что с ним происходит…
Чтобы замести следы такого происшествия, мне потребовалось приложить немало сил. И от первого в своей жизни переживания оргазма я еще долго не мог прийти в себя. Однако, в тот же день, я уже не мог удержаться от соблазна и перемерял все свое детское белье, все трусики, все штаники, шортики и даже детские гамаши. Это был целый мир ощущений, и уже тогда мне стало ясно, что я не оставлю это никогда.
С этого момента моя жизнь несколько изменилась. Мне по-прежнему нравились девочки, и я, как и многие другие, страдал от неразделенной любви к одной их них. И, так же, как и многие другие, я разряжал себя, однако делал я это отличным от других способом. Со временем я перевел все большое и некрасивое белье в своем гардеробе, доведя его до негодности. Постепенно, одни за другими я включал в свой новый гардероб детские трусики, начиная с более нейтральных. Родители, через несколько недель, наконец, вспомнив рекомендации врача, купили несколько тесных трусиков, что безумно меня радовало. Под предлогом того, что я часто хожу в белых брюках, я добился, чтобы мать купила мне еще и несколько тесных беленьких женских трусиков, так как белых мужских тогда не было. Я сам выбирал трусики, и выбрал самые маленькие, какие только были у продавца. Это была целая река счастья ! Чуть позже я расширил свой гардероб, и у меня появились бежевые, голубенькие и розовые трусики. Конечно же, все они были настолько тесными, насколько это было вообще возможно. Я постепенно, под разными предлогами, включил в свой официальный гардероб все свои маленькие детские трусики. Зимой я поддевал по низ свои старые гамаши, а иногда и пижамные штанишки, что доставляло мне необычайное удовольствие.
Еще у меня появились мужские трусики, которые, однако, мало чем отличались от женских. Мне купили набор очень тесных мне подростковых трусиков. Они были действительно очень маленькими, и тянулись не очень хорошо, отчего натягивал я их с очень большим трудом, особенно на мокрое после купания тело. Они очень плотно сжимали все, что в них помещалось, отчего я испытывал необычайное возбуждение. В отличие от мужских или женских плавок, имеющих второй слой ткани спереди или снизу, мои трусики такого второго слоя ткани не имели нигде, отчего выглядели очень оригинально. Расцветки были также не особенно мужественными: нежно-розовые, нежно-голубые, белые, нежно-бежевые. Кроме того, все эти трусики имели еще одну особенность. Ткани на ягодицах явно пожалели, отчего они неизбежно входили между ягодицами при малейшем движении. Это было восхитительно.
Конечно, тогда, когда трусики, которые я был намерен одеть, были уж совсем экстремальными, я не переодевался на глазах у родителей, чтобы они не видели, как трудно мне их приходится натягивать. Ну и само собой, когда предстояло переодеваться в школе, скажем, на физкультуре, я одевал максимально нейтральные трусики, опасаясь насмешек одноклассников.
Однажды мне купили плавки для купания, опять-таки я сам выбрал плавки, которые явно были на несколько размеров меньше, чем мне тогда требовалось. В них с трудом умещалось мое хозяйство, особенно в состоянии возбуждения. И однажды испытал в связи с этим неловкое чувство, когда рядом со мной купался мальчик года на 4 младше меня в точно таких же плавках.
В школу я одевал свои любимые трусики – белые и очень тесные. Однажды я пришел в школу, как обычно, в очень тесных, но к тому же еще и женских беленьких трусиках, но тут выяснилось, что наш класс ведут на какую-то там медкомиссию в городскую поликлинику. Испугался я необычайно. Мне уже представлялись картины, как мой вполне весомый авторитет в классе самым жутким образом разрушался. В страхе я был готов убежать по дороге, увернуться любым возможным способом, но все же нашел силы и взял себя в руки. Критическая ситуация возникла в кабинете, где нас взвешивали, измеряли рост и т.д. и где нужно было раздеваться до трусов. Наблюдая за тем, как это происходит, я вычислил, что запускают по пять человек. Чтобы максимально оттянуть момент моего входа в этот кабинет, я вначале прошел все остальные кабинеты, и, соответственно, оказался в очереди последним. На последний заход пяти человек не хватило, и раздеваться пришлось мне вдвоем с одним пареньком, который всегда ранее ко мне относился лояльно. И, конечно же, в этот раз он или ничего не заметил, или, если и заметил, то ничего не сказал. К тому же в больнице из нашего класса уже практически никого не осталось, так что я уже особенно и не волновался. Разве что молодая медсестра особым взглядом посмотрела на меня и на мои мужские атрибуты.
Ощущения от давления ткани между ягодиц, у корня члена, на сам член и яички приводило меня в экстаз. Каждый день, приходя со школы, я мог по несколько часов крутиться у зеркала, примеряя и натягивая на себя все, что только было можно. И, если мои беленькие женские трусики отличались от аналогичных мужских лишь отсутствием второго слоя ткани спереди, то, со временем у меня появлялись такие, которые за мужские уже явно не примешь. Беленькие в нежный голубенький цветочек, с розовыми цветочками, светло-бежевые, с кружевными резинками, и другие. Вообще, женское белье мне нравилось намного больше мужского. Кроме того, что оно красивее и нежнее, оно еще и намного сильнее обтягивало. Все мои трусики были очень тесными, и надеть их было нелегко. Как удовольствие от их ношения, так и страх быть пойманным, были очень интенсивными, ведь я тогда был уже далеко не ребенком.
Родители, казалось, ничего не замечали.
Иногда я залазил в трусиках в ванную, отчего они становились полностью прозрачными, что возбуждало меня еще сильнее.
Со временем количество тугих трусиков росло, однако я был одинок в своих играх, мне хотелось раскрыться кому-то, быть принятым и любимым. Девушка, в которую я был тогда влюблен, оказалась недосягаемой. Мои друзья по двору, с которыми я лазил по стройкам, боролся и гонял на велосипедах, очевидно, не поняли бы меня, и я не стремился найти понимание среди них. Я искал кого-то, кто поймет меня в столь тонком и щекотливом моменте, с кем можно будет поговорить о любви, и о том, в кого влюблен. И вскоре такой человек нашелся. Наверное, если чего-то достаточно сильно хочешь, судьба подсказывает иногда весьма неожиданные решения. Этим человеком оказался мой одноклассник, и это был именно тот парень, с которым мы вместе взвешивались на той злополучной медкомиссии. Мы легко нашли общий язык, и часами говорили о любви, о девушках, которые нам нравились, обсуждая самые невероятные подробности как объективных событий, так и наших переживаний. Мы часами гуляли после школы и говорили, говорили, говорили… И в один из таких моментов, когда мы накрутили друг друга и сидели оба со стучащими сердцами и напряженными членами, я рассказал ему, что мне очень нравится, когда белье давит на определенные области моего тела. Казалось, это нашло в нем отклик, и мы несколько дней упивались беседами только об этом. Он даже рассказал мне о том, что тоже, в отличие от меня, правда, не с целью возбуждения, надевал тесные шортики, однако, поскольку не был нацелен на сексуальный аспект этого, никаких особенно приятных чувств не испытал. Но откровенность за откровенность. Я рассказал ему, что у меня есть одежда, которая создает очень сильное давление сюда и сюда, показав между ягодиц и спереди, и он захотел посмотреть на это.
Я тогда был в женских светло-бежевых трусиках с золотистого цвета резинкой. Он был не против посмотреть на все это прямо сейчас, и я после некоторого колебания, снял свои брюки. Он смотрел на меня, как загипнотизированный. Я повернулся задом, и спросил, нравится ли ему. Резинки на трусиках почти перерезали пополам каждую ягодицу и талию.
— Они действительно очень тесные… а у тебя есть еще что-нибудь такое ? – спросил он.
— Есть, завтра после школы я смогу показать тебе много чего.
— Хорошо, — сказал он, и мы попрощались.
Конечно, я был рад тому, что нашел единомышленника, и, наконец, я смогу не бояться и выглядеть таким, какой я есть хотя бы перед одним человеком. На следующий день мы отправились ко мне домой. Казалось, он был весь в нетерпении, хотя, признаться, от избытка собственных эмоций, у меня не хватало внимания сосредоточиться на его чувствах.
Мы вошли. Я заранее решил, что из всего обилия я покажу ему. Я был в беленьких в нежный голубенький цветочек женских очень тесных трусиках. Мое сердце от волнения едва не выскакивало из груди. Я разделся до трусиков. Он несколько напрягся, и, скорее всего, начал возбуждаться. Первыми я решил надеть вишневые гамаши. Будучи очень тесными, они очень сильно растягивались на бедрах и ягодицах, отчего становились почти прозрачными, и сквозь них очень отчетливо были видны и мои трусики, и едва умещавшийся в них набрякший орган. Обтягивали они очень плотно. Он смотрел, не отрываясь. Я спросил, нравится ли ему. Он ответил: «Да, очень». Я снял гамаши и начал натягивать те самые детские пижамные штаники – самую экстремальную и самую возбуждающую вещь для меня. Как и всегда, они сидели невероятно плотно. Он смотрел на меня и улыбался. Я подошел к нему ближе. Он смотрел на меня, не отрываясь. Казалось, он не мог прийти в себя. Я спросил, не хочет ли он коснуться меня. Он слегка коснулся моих бедер.
Ночью я не мог уснуть спокойно. Мне представлялось, как мы, одетые, — я – в пижамные штанишки, он – в свои шортики, — ласкаемся и прижимаемся друг к другу, погибая от волн страсти и возбуждения. Мне казалось, что это вот-вот случится, тем более мы договорились о том, что завтра встретимся, и он покажет мне, себя в тех вещах, которые у него есть. Однако на следующий день в школе он почти не разговаривал со мной. После последнего урока он неожиданно куда-то исчез, и мы так и не поговорили. На следующий день он был резким и сухим, и общение с ним было невозможным. Он вполне однозначно демонстрировал, что сознательно прекратил наши отношения, и мне не стоит искать общие мосты.
Так закончился один из эпизодов в моей жизни. Он никому ничего не сказал, за что я ему благодарен. На некоторое время я был выбит из колеи, но жизнь текла своим чередом, и я нашел свои средства для борьбы с одиночеством. Я не верю в то, что я уникален И мне бы очень хотелось знать, есть ли другие люди, — девушки или ребята, которые поймут и поддержат меня.
